Кухня Пацифиста

Навеяло

Одна из самых медитативных работ, через которые можно достичь истинного просветления, на мой взгляд, это работа донерщика.

Это человек, который никогда никуда не спешит, который давно отказался от оценочных суждений и не зависит от таких условностей, как время и общественное мнение. Он творит искусство, его холст — это пузырчатая шершавая ткань выпеченного на камне лаваша. Бережно, словно родных детей, обнимает он ловкими пальцами продолговатые столбики обжаренного картофеля. Аккуратно их раскладывает по лавашу, так что они образуют собой причудливый узор, в котором знающие люди могут угадать древний иероглиф, означающий “покой”. И тут же, словно спеша прикрыть собой пугающую откровенность этого знака, на картофель ложатся тонкие кроваво красные дольки помидора, сочащиеся прозрачным соком. За ними уже спешат режущие глаза стружки репчатого лука.

С большим чаянием и вниманием донерщик относится к раскладыванию одного из знакомых компонентов — огуречных кругляшей. Бочком к бочку устанавливаются они на овощную кучу, подобные щитам, призванным укрыть хрупкое содержимое от любых бурь и страданий. И не успеет июньское солнце сморщить тонкую кожицу огурца, как на нём оказывается коричневое мясное крошево. Остро заточенный нож безжалостно отсекает от укрепленной на вертеле массы длинные мясные стружки, капли масла и мясного сока летят в разные стороны, но мастер не обращает внимания. Незаметными глазу движениями он измельчает мясо в прах. Его работа подобна работе  воздуха и воды, что превращают неприступную скалу в песчаную крошку, носимую безумным ветром.

И вот композиция завершена, гордо высится она посреди полотна, ожидая, когда белоснежное майонезное одеяло укутает её тело. Жаль, что век белизны не долог, и алые капли кетчупа крупными мазками довершают начатое мастером. Они разрушают непорочную белоснежность, символизируя саму жизнь в этой борьбе духа и тела.

Эта картина совершенна и по цвету, и по запаху, и вот он, казалось бы, момент для наслаждения сотворённым, но нет – мастер никогда не бывает доволен своим детищем. Он разочарованно скручивает произведение своего искусства в уродливый сверток и убирает подальше с глаз в жаркое горнило  металлического пресса. И тут же о нём забывает. В его голове уже вертится план создания нового произведения, все его душевные силы направлены туда. И ему абсолютно некуда спешить, он работает для вечности.  Это самая медитативная работа из тех, что я знаю.  Созидательная и стоящая вне времени.