Мой друг живёт далеко. Сильно далеко. В старом городе, полном чужих воспоминаний и непрожитых жизней. В городе, разрезанном на части остриями мутных рек и каналов, словно гигантский пирог. Там можно ходить и слушать голос усталых стен, можно потрогать рукой тяжёлое свинцовое небо, можно наблюдать, стоя на истёртых камнях, как разрывается огромное брюхо моста над отливающей металлом водой. Я редко бываю в этом городе — всего раз в несколько лет, но для меня он родной, потому что там живёт и творит мой друг. Когда я приезжаю туда, то многие места кажутся мне ностальгически родными, словно бы я провёл там какую-то часть жизни — а на самом деле я просто бывал там с моим другом в прошлый приезд. Мы покупали хлеб и молоко в маленьком унылом магазинчике, который теперь гордо хвастается яркой вывеской на иностранном языке, мы печатали фотографии в обычном фотоателье — нынче там продают куриные крылья в остром соусе, а высокое недостроенное здание, которое каждое утро встречало нас пустыми глазницами невставленных окон — оно теперь блестит зеркальной обшивкой и наполнено важными занятыми людьми. Пожалуй, только старый парк с грязным прудом в центре и ржавый остов самолёта на постаменте остались прежними. Только едва ли мы когда-нибудь ещё будем петь под гитару, сидя на раскидистом дереве над водой. Это удивительное чувство — ностальгия по непрожитому.
Значительно чаще мой друг приезжает ко мне — в те места, где оба мы выросли, вместе ходили в школу и делились друг с другом переживаниями о первой подростковой симпатии к знакомым девочкам. Тогда мы наполняем рюкзаки какой-то едой и едем в горы. Туда, где разбитая дорога заканчивается у покосившихся ворот необитаемой турбазы, к камню в виде слона и большому ущелью, увенчанному скрытым в облаках пиком. Я помню, как меня, ещё совсем мальчишку, водил сюда отец, как в старших классах мы ездили сюда с друзьями, и теперь нас осталось только двое и мы по-прежнему ездим в это место. Чтобы поговорить обо всём, что лежит тяжелым грузом внутри, чтобы вырваться хоть на день из привычных рамок обыденности, вернуться в ощущениях на 15 лет назад. Два взрослых мужчины, граждане разных государств, жители разных городов, гуманитарий и инженер, мы понимаем друг друга с полуслова, с полумысли.
А большую часть времени мы живём на расстоянии 4000 километров лесов, полей и безлюдных пустынь друг от друга, и нас спасает интернет. Когда-то всё начиналось с бумажных листков, исписанных убористым почерком, упакованных в аляповатые от множества марок конверты. Их доставляла шумная женщина с потухшим взглядом и вытертой добела сумкой на плече. Это происходило один или два раза в месяц, и я узнавал, что творилось в голове у моего друга три недели назад. Он рассказывал про девушек, с которыми к моменту получения мной письма, он уже перестал общаться, про концерты, которые уже стерлись из памяти, и потом очень удивлялся, получая мои ответы. Какая Наташа? Какая Оля?
Со временем в нашу жизнь пришёл Интернет, и письма стали электронными, а потом и вовсе были вытеснены ICQ и прочими другими мессенджерами. Теперь мы вечерами спокойно можем курить вдвоём кальян по скайпу, обсуждать случившееся за день и шутить свои понятные только нам двоим шутки. Расстояния сократились и словно бы нет этих четырёх тысяч километров, этих кованых ворот в бывший царский двор, этих дождей, не прекращающихся по полгода и этого вечного шпиля на той стороне, словно бы мы снова живём в десяти минутах ходьбы друг от друга. Единственное, чего мы пока не можем сделать через Интернет — это сидеть вместе летней ночью у мечущегося костра, ощущая спинами неизвестность за пределами круга света, смотреть на перемигиванья остывающих звёзд и обсуждать, как мы завтра всё-таки заберёмся на этот чёртов пик.
Некоторые вещи как раз и ценны своей труднодостижимостью. И иногда мне кажется, что это не зря мы живём так далеко друг от друга.
